Огонек. В поисках артефакта  - Татьяна Полетаева

Авантюрист изучал его, чуть прищурив глаза.

– Чем это я вдруг стал тебя столь сильно раздражать?

– Гоблинша почти ребенок. Ты заморочил ей голову, забрал ее драгоценности…

– Таллен! – Ривер вмешался, пока мужчины мерили друг друга взглядами. – Очнись! Ни законы людей, ни законы гоблинов не признают межрасового брака! И если этот брак признали гоблины, пусть даже частично, то есть только один вариант!

Таллен задумался, потом кивнул и отвернулся. Огонек не выдержала;

– Я не понимаю, что происходит.

Ривер вздохнул:

– Речь идет о благословении богов. Только в том случае, если перед алтарем Рассел искренне поклялся заботится о Миа, а она – его слушаться, боги могут благословить…– он ненадолго задумался, – такой союз. С нашей точки зрения, это больше похоже на опекунство. И не налагает других обязательств.

– Но возникает вопрос, почему они так стремились избавится от Миа, что пошли на это. – Таллен снова мерил Рассела взглядом. – Уверен, ты знаешь, о чем речь.

– И уверен, что это тебя не касается. –Авантюристу словно нравилось дразнить насупившегося воина.

– Раз она идет с нами, то касается!

– Мда? – Таллен все больше злился, а Расселу словно море было по колено. – Не припомню, чтоб мы выслушивали истории всех остальных. Кроме твоей, разумеется, и ту ты пересказал весьма кратко.

– Так может, просто время еще не пришло? – Мягко спросил маг, а потом посмотрел куда-то вдаль. – Рассел прав, мы не должны расспрашивать его и Миа… пока они сами не захотят нам рассказать. Сейчас гораздо важней определится с направлением. Вы не забыли, что у нас все-таки есть цель?

Таллен отвернулся, а Рассел только хмыкнул в ответ. Огонек подошла поближе, доставая из-за пазухи Вещь.

– Как узнать, куда нам идти?

– Миа, подойди ближе. Положи свои руки сверху на Круг, вот так. – Маг продемонстрировал скрещенные ладони. Гоблинша неуверенно подошла поближе и повторила жест. В ту же секунду с ее рук сорвалась серебристая молния и умчалась вдаль. Рассел рванулся к падающей Миа, но Ривер успел подхватить ее раньше.

– Что с ней?

– Она просто не рассчитала сил. – Голос Ривера звучал успокаивающе. – Все в полном порядке, с начинающими магами такое бывает очень часто.

Вокруг воцарилась тишина.

– Миа – маг? – недоуменно спросила Огонек, не понимая реакции всех остальных. Маги редкостью не были, хоть и встречались не сильно часто. – А почему вы так удивились?

– Всегда считалось, что магия гоблинам почти недоступна. – Ривер водил рукой над головой Миа, пока она не пришла в себя и не встала. Рассел поддержал ее за руку.

– Но ведь у них есть шаманы… вроде как. – Огонек наморщила лоб, вспоминая слышанные рассказы.

– Шаманы не маги. Они просто могут обращаться к своим богам, как наши жрецы. – Ривер кивнул каким-то своим мыслям и обратился к Миа. – Тебя учили магии?

Та отрицательно покачала головой, затем тихо и неуверенно произнесла:

– Я травница и целительница. Не маг.

Таллен, демонстративно стоящий чуть в стороне от остальных, тихо присвистнул и уставился на Миа во все глаза. Потом негромко произнес:

– Меня все больше интересует, почему гоблины решили избавиться от такого сокровища и чем это нам грозит. – Он окинул взглядом остальных. – Мне довелось общаться с гоблинами. Дар лекаря просыпается не часто, но ценится очень высоко. Ни одно племя добровольно не отпустит целителя.

– Миа не обязана отчитываться перед тобой. – Рассел скрестил руки на груди. – Это касается только меня и ее.

– Если в этом нет никакой угрозы, то почему бы и не рассказать? – Таллен прищурился, а его голос стал жестким.

Рассел явно был готов высказаться, но его остановила Миа. Сейчас гоблинша не отрывала взгляда от Таллена.

– Почему бы и не рассказать? – Она кивнула каким-то своим мыслям. – Я дьюри. Проклятая. Теперь мое племя свободно.

Все молчали. Миа опустила глаза, но продолжила:

– Когда-то наш народ сильно провинился перед одной из богинь. С тех пор каждое поколение рождаются дьюри. Пока такая, как я, не покину племя, в нем не будут рождаться дети. Если дьюри выходит замуж, проклятие переходит на ее мужа – у него никогда не будет потомков. Их изгоняют из племени и проклятие уходит… Пока не умрет дьюри и в одном из племен не родится новая.

– Как видишь, к нашей цели это никакого отношения не имеет. – Рассел приобнял Миа, потом посмотрел на Таллена:

– Женитьба одного из нас на Миа – такое было условие нашего освобождения. Ее брат предложил богатое приданное, и, поскольку меня все устраивало, я согласился. Доволен?

Таллен отвернулся, а Ривер покачал головой и тихо произнес:

– Нам нужно двигаться. Направление теперь известно, не будем терять время.

Они шли молча. Расстилающаяся под ногами пожухлая трава сливалась где-то у горизонта с небом, синева которого словно тоже выцвела от яркого солнца. Время от времени из травы взлетали в небо какие-то мелкие птицы. Огонек не знала их названия, а спрашивать почему-то не хотелось. Утренняя стычка оставила неприятный осадок.

Ближе ко второй половине дня впереди показались низкорослые кустарники и невысокие деревья. Подойдя еще ближе, Огонек увидела, что они растут вдоль странной дороги. Она была выложена тесаными белыми камнями, как улицы Верхнего города, но казалась совершенно новой, словно ни время, ни солнце, ни ветра не имели над ней власти. В промежутках между камнями не росла степная трава, на камнях не было пыли и грязи, а сами камни были прохладными, словно над ними и не светило полуденное солнце.

– Не верю глазам, дорога каори! – Ривер прикоснулся к камням и стал с энтузиазмом их рассматривать. Потом покрутил один из перстней и поводил рукой в воздухе. – И даже еще активная, ну надо же!

Все остальные уселись, наблюдая за его манипуляциями. Ривер увлеченно ходил туда сюда, время от времени постукивая по камням. Спустя некоторое время Таллен пожал плечами и объявил привал, видимо, сообразив, что в ближайшее время увлекшегося мага никуда идти не заставишь. Миа ловко расстелила тонкое полотно, на него разложила аккуратно нарезанные куски хлеба и вяленного мяса. Огонек залюбовалась ее быстрыми и точными движениями и тут же придвинулась ближе – аромат мяса защекотал ноздри и пробудил голод. Все, кроме Ривера, тоже присоединились к трапезе, жуя и одновременно наблюдая за магом. А устраиваемое им невольное представление становилось все интереснее.

Сначала он что-то рисовал в воздухе и за проведенными им фигурами начинал мерцать воздух. Потом он что-то чертил на самой дороге, оставляя черные следы, как от кусочка угля. Но стоило ему закончить, как написанное словно выцветало, дорога вновь становилась ослепительно белой, а маг начинал ругаться себе под нос.